Татарский писатель — невостребованный прах. Как империя сжигает память, тела и само право на «мы»

Тысячи тел. Сотни имён. Одна яма. Это не поэтическая метафора. Это — реальность Нового Донского кладбища в Москве, куда с 1930-х годов свозили и сжигали тела жертв сталинского террора. Там же — «невостребованные прахи» тех, кого стерли не только физически, но и исторически. Людей, которых нельзя вспомнить вслух. Потому что они — неудобные. Потому что они — были собой.
Среди этих безымянных, перемолотых, сожжённых — татарский писатель Махмуд Галяу. Статус — «невостребованный прах». Как будто не человек, не голос, не культура. А мусор.
Убить и забыть — стандартный алгоритм империи
В документах будет сказано, что он был «националист». В переводе с советско-имперского это значит: он отказался быть никем, отказался раствориться в «советском человеке», отказался замолчать, когда унижали его народ. Он не хотел войны. Он не призывал к вражде. Он просто говорил: «Мы — татары. Мы есть. Мы важны. Мы не обязаны исчезать ради вашего удобства.»
Этого оказалось достаточно. Для ареста. Для допросов. Для приговора. Для кремации.
Он не был один. С ним — сотни таких же. Один из них — башкир Ахмед Биишев, работник Всесоюзного совета промысловой кооперации. Его «вина» — идентична. Он был башкиром. Он служил своему народу. Он не отрицал себя.
Уничтожить не просто тело, уничтожить само «право быть»
Империя работает не напрямую. Она редко говорит: «Мы хотим стереть вас». Она говорит: «Вы — угроза», «Вы — националисты», «Вы мешаете единству». А потом делает всё, чтобы лишить тебя права на существование.
Сначала забирают язык.
Потом — книги.
Потом — свободу.
А затем — и само имя.
Когда тело сожжено, а прах брошен в безымянную яму, — это не просто казнь. Это акт идеологической зачистки. Это попытка сделать вид, что тебя никогда не было.
Почему это важно сегодня
Казалось бы, это история 1930-х. Но попробуйте сегодня написать роман о татарской независимости, заявить о правах башкир на самоопределение, защитить язык, культуру, право отличаться. Вы увидите ту же реакцию. Те же ярлыки. Ту же машину.
Мы живём в стране, где «любовь к своему» до сих пор воспринимается как угроза. Где, чтобы быть «лояльным», ты должен отказаться от корней, имени, памяти. Где русификация — это не мягкая интеграция, а тщательно маскированная форма уничтожения.
Невостребованный прах — это не конец. Он — маркер. Предупреждение. Памятник.
Этот прах кричит:
«Не повторите нашу ошибку. Не молчите. Не сдавайтесь. Не позволяйте снова сжечь тех, кто просто был собой.»
Мы обязаны знать, помнить, говорить. Потому что если мы этого не сделаем — нас тоже сведут к строке в архиве, к урне без таблички, к слову «невостребованные».
Махмуд Галяу — татарский голос, затерянный в огне репрессий
Махмуд Галяутдинович Марджани (на литературе — Махмуд Галяу) родился 8 (по другим данным 23) ноября 1886 г. в с. Ташкичу (Арский район, Татарстан) в семье учителя. В 1903 году окончил медресе, после чего работал учителем в Астрахани, где начал публиковаться: в свет выходили статьи и фельетоны на татарском языке.
С 1907 году жил в Оренбурге где работал корректором, наборщиком. В 1914 году открыл издательство «Белек» и стал выпускать юмористический журнал «Кармак» под псевдонимом Махмуд Галяу. Переводил на татарский Пушкина, Лермонтова, Толстого и других классиков.
После революции работал в издательствах Башкирской АССР, Оренбурга и Москвы. В 1925–1926 годах консультировал Центриздат народов СССР в Москве. В 1934 году стал членом Союза писателей СССР.
В годы «большого террора» писателя обвинили в причастности к татарским националистическим организациям (т. н. «султангалиевщина»). Литератора арестовали и расстреляли 4 ноября 1937 года. Прах захоронили в братской могиле на Донском кладбище Москвы. Реабилитирован Махмуд Галяу был посмертно.
Литературное наследие
Автор историко-эпической тетралогии «Кровавые знаки», из которой при жизни завершил первые две части — «Муть» и «Мухаджиры».
Махмуд Галяу — яркий пример татарского интеллигента, который не просто писал, а пытался строить мосты между культурами, защищать идентичность народа и выстроить национальное сознание. Его гибель — это не только трагедия персональная, но и символичное свидетельство того, как агрессивный централизм уничтожает голоса и культуры, не согласные раствориться в имперской массе.
Добавить комментарий