Отобранный у республик внутри РФ политический статус и суверенитет делегированы признанным только Москвой, да еще Сирией и Венесуэлой государствам: что означает рабочий визит в Уфу главы «Республики Абхазия»

Столицу Башкортостана в рамках рабочей поездки посетил президент непризнанной Республики Абхазия Аслан Бжания. Уфа и Сухуми подписали соглашение о сотрудничестве, два района Башкортостана – Мелеузовский и Бурзянский – стали побратимами Омичарского и Гагрского районов Абхазии соответственно. Эксперт по региональной России Руслан Айсин поделился на страницах «Idel.Реалии» мнением о том, что стоит за этим.

Какой тут интересный парадокс получается. Москва, лишившая остатков суверенитета Башкортостан, буквально заставляет выстраивать отношения с теми, кого она сама искусственно накачивает этой легитимной модальностью. Отнятый у республик внутри Российской Федерации политический статус и суверенитет, по сути делегированы признанным только Москвой и еще Сирией и Венесуэлой государствам — Южной Осетии, Абхазии и так называемым ДНР с ЛНР. Украденный суверенитет, не меньше.

Двойные стандарты буквально пронизывают российскую политику. Москва еще до начала войны с Украиной требовала от Киева федерализации и широкой автономии для своих прокси-образований, входивших в состав страны как области. А сама в это же самое время рьяно душила даже формальные остатки регионализма и самоуправления на местах. Глав непризнанных миром государственных образований должны принимать на самом высоком уровне как президентов, а Татарстану законом запретили своего избранного руководителя «президентом» именовать. При том, что Путин сам годами ранее предлагал обратное: называть руководителя так, как хочется жителям Татарстана. Цену словам и обещаниям Владимира Владимировича уже знает весь мир.

В 1941 году Эрнст Френкель назвал Германию «двойным государством». Таким образом он высветил явление, при котором «нормативное государство» (Normenstaat) сосуществует с «дискриминирующим государством мер» (Massnahmestaat). Где управление людьми, смыслами и процессами происходит как их двуликое сотрудничество. Парадигма закона там заменяется концепций расплывчатых оговорок и формулировок типа: «военное положение», «общественный порядок», «интересы государства», «ради национальной безопасности». Они не имеют четкого правового определения и выходят за рамки закона. Также и у нас. Путин берет на себя обоснование этих сконструированных для узурпации власти явлений и выступает как единственный политический субъект. Он отменяет правовое поле, выводя на арену свою превратно понятую «целесообразность», во имя которой он ломает все вокруг себя.

Суверен тот, кто принимает решения в чрезвычайных, острых обстоятельствах, писал Карл Шмитт. Поэтому Путин, видимо, ориентированный на этот тезис германского политолога и правоведа времен Третьего рейха, вводит в общественный и политический обиход чрезвычайщину. В этих условиях отменяется все: и конституция, и права, и гласность, и выборность, и благоразумие. Чрезвычайное положение подразумевает вхождение в режим ненормального напряжения. А выйти из него без катастрофических последствий практически нереально.

Башкортостан избран Москвой для неприглядной роли — быть насосом для этих гибридных образований. Глава республики Радий Хабиров не перестает посещать так называемые ДНР и ЛНР. Он буквально заместил военным дискурсом всю внутреннюю повестку. Республика, такое ощущение, что только и живет фронтовой жизнью непризнанных гособразований, полностью игнорируя свою.

Можно сказать, что это колониальное положение, при котором у республики отобраны символический статус субъекта, реальные полномочия и материальные ресурсы. Ими Уфа вынуждена делиться по указке из Москвы. Она взяла на себя обязательства что-то восстанавливать в «ДНР» и пополнять ряды своими гражданами их прокси-армии. Для этого специально были созданы два батальона. Метрополия выкачивает все без остатка.

Кремль со знанием дела привязывает Башкортостан, Туву, Бурятию и другие республики к этой войне с Украиной через наложение множественности связей, чтобы они были «замараны» этими преступными решениями.

Это старый способ — скрепить преданность вассалов через кровь. Нивелировать, дискредитировать их эмпатию к тем, кто выступает против имперской агрессии. Но и для того, чтобы в момент кризиса и краха режима, а этого отметать нельзя, республики не имели морального основания заявлять о своей самостийности и апелляции к антиимперскому дискурсу. Ведь они были с Москвой заодно в деле оккупации соседних стран и поддержания там настоящих зверств.