Литераторы-колонизаторы

Нас учили знать литературу московитов лучше, чем литературу своего народа. Вернее, для империи было бы лучше, чтобы наших национальных литератур не было совсем. Чему же именно нас учили?

Бояться и уважать колонизаторов. Только этому.

Цитата:

«— И все пешком?

— А то-как же‑с, там ведь не проезжая дорога, встретить некого, а встретишь, так не обрадуешься, кого обретешь. Мне на четвертый день чувашин показался, один пять лошадей гонит, говорит: «Садись верхом».

Я поопасался и не поехал.

— Чего же вы его боялись?

— Да так… он как-то мне неверен показался, а притом нельзя было и разобрать, какой он религии, а без этого на степи страшно. А он, бестолковый, кричит:

«Садись, — кричит, — веселей, двое будем ехать».

Я говорю:

«А кто ты: может быть, у тебя Бога нет?»

«Как, — говорит, — нет: это у татарина бока нет, он кобылу ест, а у меня есть бок».

«Кто же, — говорю, — твой бог?»

«А у меня, — говорит, — всё бок: и солнце бок, и месяц бок, и звезды бок… все бок. Как у меня нет бок?»

«Все!.. гм… все, мол, у тебя бог, а Иисус Христос, — говорю, — стало быть, тебе не Бог?»

«Нет, — говорит, — и он бок, и Богородица бок, и Николач бок…»

«Какой, — говорю, — Николач?»

«А что один на зиму, один на лето живет».

Я его похвалил, что он русского Николая Чудотворца уважает.

«ВСЕГДА, — говорю, — ЕГО ПОЧИТАЙ, ПОТОМУ ЧТО ОН РУССКИЙ», — и уже совсем было его веру одобрил и совсем с ним ехать хотел, а он, спасибо, разболтался и выказался.

«Как же, — говорит, — я Николача почитаю: я ему на зиму пущай хоть не кланяюсь, а на лето ему двугривенный даю, чтоб он мне хорошенько коровок берег, да! Да еще на него одного не надеюсь, так Керемети бычка жертвую».

Я и рассердился.

«Как же, — говорю, — ты смеешь на Николая Чудотворца не надеяться и ему, РУССКОМУ, ВСЕГО ДВУГРИВЕННЫЙ, А СВОЕЙ МОРДОВСКОЙ КЕРЕМЕТИ ПОГАНОЙ ЦЕЛОГО БЫЧКА! Пошел прочь, — говорю, — не хочу я с тобою… я с тобою не поеду, если ты так Николая Чудотворца не уважаешь».

И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к вечеру третьего дня вода завиднелась и люди».

Н. С. Лесков, «Очарованный странник».

Такие же или похожие «выпады» в сторону разных народов империи имеются практически у всех её русских литераторов — и вы сами можете в этом убедиться.