Почему российская статистика потерь – это даже не столько пропаганда, сколько коррупция

Почему российская статистика потерь – это даже не столько пропаганда, сколько коррупция

Рапорты отдельных подразделений ДВКР ФСБ из маленьких ручейков разных в/ч превращаются в Лубянке в полноводную реку. Каждый оперативник, составляющий соответствующие рапорты и сообщения, не подозревает о масштабах явления. Сведенная информация попала в распоряжение Gulagu.net. Приводим текст опубликованного этой организацией письма.

Есть вещи, которые можно анализировать по факту их наступления, но предсказать такие повороты практически нереально никаким аналитическим отделам.

Немного расскажу о специфике коррупции у военных, где именно коррупция формирует принципиально новые проблемы, процессы и вообще механизмы управления.

Вначале – законодательная база: п. 8 Ст. 2 Федерального закона от 27 мая 1998 года № 76-ФЗ «О статусе военнослужащих»:

==

«В случае безвестного отсутствия военнослужащих за ними сохраняется статус военнослужащих до признания их в установленном законом порядке безвестно отсутствующими или объявления умершими.

За указанными военнослужащими сохраняются материальное и иные виды обеспечения, которые выплачиваются (выдаются) супругам или другим членам семей военнослужащих, проживающим совместно с ними, в порядке, определяемом Правительством Российской Федерации, до полного выяснения обстоятельств захвата в плен или в качестве заложников, интернирования военнослужащих или их освобождения либо до признания их в установленном законом порядке безвестно отсутствующими или объявления умершими».

==

Теперь сразу к иллюстрации того, как эта статья ФЗ стала начальной точкой больших (и неожиданных!!) перемен в нашей армии.

К примеру, военнослужащий погиб, тело осталось где-то (если артиллерия, то тела может просто не быть). Выплата за его смерть – фиксированная, здесь все ясно. Но если «перенести» по документам дату его смерти на более поздние сроки, то семья получит большую сумму выплат. Отсюда начались маленькие, единичные и не такие уж и принципиальные случаи, что военные «придерживали» своих погибших или друзей, чтобы их семьям начислили больше боевых.

Но вот дальше начинается совсем другое. Высоким командирам невыгодно отчитываться о значительных боевых потерях в той или иной операции, за которую они отвечали. Бывают и отдельные провальные ситуации, за которые вообще никто не хочет отвечать. И вот здесь уже командованию выгодно «размазать» потери по календарю: не писать полсотни трупов в подразделении за сегодня, а разбить их по паре дополнительных человек в день к текущим потерям, и плавно растянуть их как дополнительные потери за продолжительный срок. На жарких участках фронта точной бухгалтерии все равно нет.

И вот с этого места начинается чехарда: иногда отдельным подразделениям, у которых некомплект по потерям (не только 200-ые и 300-ые, сейчас и 500-ых просто чудовищно много), приходится признавать невозможность выполнения боевой задачи. Высшее начальство в отдельных случаях тормозит их реальные отчеты по потерям, чтобы выкрутиться и не засветить проблему. В итоге получаем замкнутую схему, где манипулировать цифрами выгодно всем, но каждому со своим интересом. Ну и отдельный пункт – это денежные суммы, которые на кону стоят просто – они огромные.

Только по боевым выплатам человеко-сутки – это те самые 52 доллара, не считая зарплаты и надбавок. Всего 1 «зависший» на месяц погибший – это уже более 1500 долларов. А 100 человек, которые по документам умерли на 3 месяца позже – это уже почти полмиллиона долларов. Только суточных боевых.

По этой же причине количество 500-ых (отказников) сильно занижается: за отказника нужно нести ответственность, а вот если он «пропал без вести» или в плену – дело другое. А вдруг одумается? С пленом «решить» вопрос можно через фиктивный обмен, а можно и через «операцию по освобождению заложников». Статистика наверх идет уже искаженная, на каждом следующем управленческом звене она получает свои «корректировки», о которых и нижние, и верхние звенья могут не знать.

Общей картины нет, везде – «как получится» и «как договорились», это пока большое ноу-хау для всех. Стартап.

Но распутать этот клубок почти невозможно: никто не заинтересован, чтобы правда вскрывалась, одна ложь ложится на другую, при этом чем горячее зоны – тем таких случаев больше. Разбираться надо на месте, а это как раз нерешаемая задача. К тому же военное руководство само играет в такие игры и от них нет даже заинтересованности в расследовании (и об этом ворох рапортов из разных отделов ДВКР).

Многие жены уже оплакали своих мужей, знают, что те погибли, но по документам «мужья воюют». Семье идут их боевые выплаты, когда-то потом выплатят и компенсацию за гибель. Кто-то делится за это частью получаемой зарплаты с командованием в части, но никто никогда ни в чем добровольно не признается (ловить за руку их пока некогда).

Отсюда еще одна грандиозная проблема у военных, которую они тоже не хотят признавать: если есть механизм, позволяющий скрывать реальный масштаб конкретных военных неудач, то проанализировать те или иные неудачи (и причины, их вызвавшие) невозможно (что не отменяет выполнения нашим управлением плана по аналитике, которая «опять не найдёт своего объективного подтверждения»). Целый взвод может погибнуть в один момент, но чтобы ни у кого не было проблем потом, этот взвод по бумагам будет «умирать» долго и по чуть-чуть. И если вдруг его нужно будет перекинуть на ту или иную задачу, то он «пойдет» по документам, хотя другое подразделение в реальном бою внезапно для себя окажется без прикрытия. И если хлопнут уже его, то оно точно так может стать «призраком» на долгое время. Потерю взвода скрыть легче, чем потерю роты, батальона или полка, так что чем меньшее подразделение потеряно, тем больше шансов на то, что его сделают «призраком в документах».

Но это – кадровая армия, в которой все еще очень даже неплохо. В ЧВК уже идут свои игры, где все решает, кто как и с кем договорился на уровне организации самой ЧВК. По ним у меня данных категорически меньше, но там и поля для маневра значительно больше. Так что данных о точном количестве погибших и раненых из числа заключённых по Вашему запросу пока предоставить не могу.

Далее идет вопрос классификации полученных ранений в полевых условиях. Здесь бизнес делается именно на крови: при определенном раскладе даже натертость может превратиться в полноценное ранение. Военно-полевая медицина – это большой пласт масштабного схематоза. И во время войны поднимать его никто не позволит: если тянуть за нитки, то можно вообще сломать всю систему, а если пытаться дергать совсем уж точечно, то круговая порука тут же все остановит.

В тех же Донецке и Луганске медикам идут выплаты из Москвы с учетом степени тяжести и сроков лечения кадровых российских военных. И если врачу выгоднее отрезать ногу, чем бинтовать палец – здесь уж кому как повезет. Некоторым раненым и самим выгоднее, чтобы им «утяжелили» диагноз, а кому-то просто слегка не повезло.

Эта коррупция уже создала свой мир, свою Вселенную. Отсюда – фальшивая статистика, фальшивая картина оперативно-тактической обстановки и куча других производных. Об этом в следующих письмах.

Корреспондент

Добавить комментарий